Среди презренной толпы, что гнала Искупителя к месту Его казни, было несколько милосердных душ, чья глубокая боль находила выход в плаче и рыданиях — достойной для этого скорбного шествия музыке. Когда душа моя видит своим внутренним оком Спасителя, несущего на Голгофу крест Свой, она присоединяется  к благочестивым женщинам и плачет с ними; ибо, воистину, есть действительная причина для скорби — более глубокая, чем представляли себе те скорбящие женщины. Они оплакивали поруганную невинность, гонимую благость, истекающую кровью любовь, готовящуюся умереть кротость; но у моего сердца есть более весомая и более горестная причина для скорби. Грехи мои были бичами, секшими благословенные плечи, они увенчали терном Его кровоточащее чело, мои грехи кричали: «Распни! Распни Его!» и возложили крест на Его милостивые плечи. Его смерть — это скорбь, которой хватит на целую вечность, но то, что я — Его убийца, есть скорбь неизмеримо большая, чем та, которую может выразить один жалкий источник слез.

Было нетрудно догадаться, почему любили и почему плакали те женщины, но у них не могло быть больших причин для любви и скорби, чем у моего сердца. Вдова из Наина увидела своего сына вернувшимся к жизни — но я сам воскрешен для новой жизни. Теща Петра была исцелена от горячки — но я исцелен от более великой чумы греха. Семь бесов были изгнаны из Магдалины — но из меня целый легион. Мария и Марфа были облагодетельствованы Его посещениями — но Он пребывает со мной. Его мать носила в себе Его тело — но Он претворяется во мне в упование славы. Ни в чем не уступая святым женщинам в долгу, да не уступлю я им в благодарности или печали.

«Скорбь с любовью — в моем сердце,
Мои слезы не унять!
Он во мне всегда, до смерти —
Тот, Кто умер, чтоб спасать».